Выкладываю свой рассказ на ваш суд! Строго не судите, я все ж не писатель... Но случай реально имел место в моей жизни!

Весна нынче была излишне робкой: то порадует одним ярким и теплым денечком, то вновь занудливо сеет мокрым снегом тоскливых недель. Май на дворе, а снега в лесах осталось столько, что трудно рассчитывать на дальние походы.

Но вот долгожданное объявление в газете – и, несмотря на все капризы природы:

«Очаг – костер, палатка – дом,

И город стал далеким сном».

Я на глухарином току. Погоду все же пришлось принять в расчет и выбрать ток очень доступный, расположенный на перекрестке лесных дорог и просеки.

Тишина первого охотничьего утра раскалывается скрипом снега под ногами, и неприятный звук этот лишь изредка оживляется далеким криком неясыти да свистом крыльев пронесшихся в темноте уток.

Но вот и давно знакомое место. Попрыгать, покашлять, высморкаться и превратиться в слух. Еще слишком темно и, возможно, рано. Медленно иду по дороге, останавливаясь через каждые сто метров и слушая тишину. А в мозгу вертится мысль – вдруг ток разбили или он переместился куда-нибудь.

Но вот чу! Показалось, или действительно глухарь? Несколько шагов навстречу звуку. Точно! Он! Поет!

Начинаю подскок, и никак не могу понять, почему песня то очень хорошо слышна, то с трудом улавливается начало перехода от щелканья к точению.

Глухарь ближе, ближе…  А вот в чем дело: он поет на снегу, причем не на одном месте, а ходит, и если спустится даже в небольшую ямку, звук тотчас размывается.

Скрадывать глухаря, поющего на земле, нелегко, поэтому удваиваю осторожность и под каждую песню продвигаюсь лишь на один шаг. Обостренный слух фиксирует песню еще одного глухаря. Мой же поет не останавливаясь. Расстояние медленно сокращается. Кажется достаточно, пора и ружью сказать свое слово.

Медленно поднимаю его, прицеливаюсь, но что это: песня глухаря, поющего в стороне, становится все громче и громче. Намечается что-то интересное, ружье здесь может только помешать. Действительно, буквально через несколько минут замечаю между деревьями приближающуюся фигуру второго глухаря. Это был, видимо, старый и опытный боец, он уверенно шел на сближение, постоянно оповещая о своих намерениях страстной песней. Первый же глухарь, вероятно, молодой и менее опытный, осторожничал. Не прекращая петь, он все же отступал.  Но отступал не по прямой, а каким-то самым сложным образом: то сделает несколько шагов навстречу противнику, то вдруг быстро побежит куда-то в сторону и вновь возвращается с тем, чтобы броситься в другую. Общий путь их движения был как раз на меня, поэтому я стоял не шевелясь, ожидая, что же будет дальше. Так, бегая между деревьями, они сближались друг с другом, и тут я услышал третий звук, который глухари издают, видимо, не так уж часто, только во время крайнего возбуждения. В частности, я, ежегодно бывая на глухариных токах в течение 7 лет, звук этот, напоминающий металлическое хрюканье, слышал только дважды. Кстати, звук этот несколько схож с чуфыканьем косача.

Но вот молодой глухарь, все еще отступая, оказался настолько близко от меня, что, даже абсолютно неподвижный, я чем-то заинтересовал его. Он остановился, прекратил петь и стал внимательно разглядывать мои болотные сапоги, быть может, отдаленно напоминавшие ему соперника. Затем перевел глаза выше, и я, боясь спугнуть, постарался не встретиться с ним взглядом. Не удовлетворившись осмотром с десятиметровой дистанции, глухарь вдруг сошел прямо на дорогу, подошел почти вплотную к сапогу и вновь скосил глаза вверх. Затем обошел меня и встал сзади. Боясь дышать, я не знал, чего ждать: то ли резкого взлета, то ли удара в сапог. Но вот все ближе и ближе старый глухарь, и я слышу, что молодой начал отходить, вот он вновь запел, и я смог, наконец-то, перевести дыхание, но ненадолго. Старик, оказавшись от меня на расстоянии нескольких шагов, вдруг тоже заинтересовался незнакомым «пнем» и удивительно точно повторил своего предшественника: вначале сошел на дорогу, остановился в метре от сапога, осмотрел «пень» с головы до ног, потом обошел меня и где-то сзади, буквально у самых ног, запел. Потоптался еще немного и, увидев, что его соперник удаляется, пошел за ним.

Игра продолжалась, глухари ходили около друг друга, подзадоривая себя песнями и «хрюканьем», и теперь уже постепенно удалялись от меня. И лишь когда расстояние между нами стало довольно приличным,  я решился повернуть голову. И не зря. Разминка подходила к концу: молодой уже не отступал, глухари стояли друг перед другом… и вот неожиданно они бросились в первую схватку.

Несколько резких ударов крыльями и лапами, и клубок распался. Но ненадолго – постояв несколько секунд в характерной петушиной позе, глухари сцепились клювами, и бой пошел не на жизнь, а насмерть, только пух полетел в разные стороны.

Я не знал, слышат ли что-нибудь глухари во время драки, и потому вначале осторожно повернулся, постоял, сделал шаг, потом другой и, видя, что глухари не обращают на такие движения никакого внимания, осмелел и короткими перебежками пошел на сближение. Глухари дрались прямо на дороге, и поэтому не представляло труда за несколько секунд подскочить к ним почти вплотную, расстояние между нами составляло 2-3 метра. И тут я в растерянности остановился, не зная, что делать дальше. Достаточно было двух секунд, чтобы один из глухарей, живой, очутился у меня в руках. Но я просто стоял и смотрел. Старик явно побеждал, он пригнул голову молодого к земле и безжалостно бил его крыльями и лапами.

Глухари опять расцепились. Кажется все. Но нет, молодой лишь отбежал немного в сторону, перевел дыхание и вновь бросился в безнадежную для него драку. Я стал подумывать, не пора ли и мне выйти на сцену и взять побежденного. Победителя трогать не хотелось, хотя снять одним выстрелом обоих не представляло труда. Сильный должен жить. Но желание досмотреть до конца эту страничку лесной жизни пересилило во мне страсть охотника.

Еще один короткий отдых, и вновь схватка. Она была короткой, молодой глухарь вдруг без всякого предупреждения отскочил от старого и бросился бежать, старик за ним, и не успел я вскинуть ружье, как они скрылись от меня за деревьями. Затем послышался взлет молодого глухаря, победное кичивря старого, и лес замолчал, только пух на дороге напоминал о битве двух гигантов пернатого мира.

Да, не принес в этот раз я домой грузную тушку глухаря, но разве есть во мне хотя бы капля сожаления? Пусть проходят года, но всегда жива во мне будет картина глухариной неистовой битвы, этого всплеска любви, борьбы и жизни.